Tаблетка вместо скальпеля

Виталий Рогинский, доктор медицинских наук, заслуженный деятель науки РФ, профессор, руководитель Клиники детской челюстно-лицевой хирургии и стоматологии Минздрава РФ

В Русфонд все чаще пишут: вместо того, чтобы оплачивать лечение отдельных детей, лучше бы занялись финансированием медицинской науки. Нет, отвечаем мы, каждому свое: пусть государство развивает науку, а филантропы творят благо для отдельных людей. Но вот оказывается, что, помогая больным детям, мы в то же время и науку двигаем, участвуем в создании новых методов лечения. Об этом ВИТАЛИЙ РОГИНСКИЙ рассказывает специальному корреспонденту Русфонда ВИКТОРУ КОСТЮКОВСКОМУ.

Клиника Рогинского начиналась в 1991 году с создания в Центральном НИИ стоматологии и челюстно-лицевой хирургии детского отдела, а затем и Центра под руководством Виталия Владиславовича. С 2011 года это крупная клиника со своим шестиэтажным корпусом в составе НИИ. Русфонд сотрудничает с этим коллективом с 2005 года, у нас есть совместная программа «Челюсти». Только в 2012 году наши читатели оплатили диагностику, компьютерное планирование, подготовку индивидуальных эндопротезов и других конструкций для выполнения операций, предоперационное ортодонтическое лечение, хирургическое лечение и реабилитацию 135 детей с врожденными и приобретенными дефектами и деформациями черепно-челюстно-лицевой области.

– Виталий Владиславович, ваша лекция на VII съезде педиатров России 16 февраля вызвала большой интерес, она касалась так называемых гемангиом – одной из самых частых патологий у детей…

– Именно что только касалась. Потому что мы доказали: в подавляющем большинстве случаев это никакие не гемангиомы. Гемангиомы – это доброкачественные опухоли. 20-летний опыт нашей работы показал, что из огромного количества патологических образований, которые привычно называют гемангиомами, на самом деле опухолей ничтожно мало: где-то от двух до четырех процентов. А в большинстве случаев это гиперплазии – опухолеподобные образования, реактивные разрастания тканей кровеносных сосудов. И впрямь очень распространенные: с такими патологиями рождается в среднем каждый сотый ребенок.

– Это только вопрос классификации?

– Ваше «только» звучит как «всего-навсего». А ведь без правильной классификации нет ни науки, ни эффективной практики. Наша мультидисциплинарная группа в самом деле создала новую классификацию сосудистых поражений челюстно-лицевой области. Она получает все большее признание в мире, хотя некоторые споры и продолжаются. Спорят в основном те, кто не умеет или не может лечить по-новому. Вот и продолжают не столько лечить, сколько калечить. Понимаете, если патологическое образование называют опухолью, то ведь его и лечат как опухоль. Гормонотерапия, со всеми ее порой весьма значительными минусами, хирургия холодом (это называется криодеструкция), склерозирующая терапия, рентгенотерапия и т.д. – эти вмешательства почти всегда в той или иной степени уродуют человека, а тут ведь речь о его лице!

– А как лечат гиперплазии?

– Я вас удивлю: таблетками. А теперь удивлю еще больше: может быть, даже никак! Да, в значительной части случаев нужно только наблюдать за пациентами с гиперплазией, за тем, как она проходит сама. Это называется инволюцией. Но инволюция может быть неполной и наступить через два года, пять лет. Все это время врач должен быть готов на любое вмешательство. Теперь о таблетках. Это началось, можно сказать, с курьеза. В 2008 году во Франции, в госпитале Бордо, лечили ребенка с «гемангиомой». Лечили гормонами, и у него началась аритмия. Ему дали сердечное лекарство – так называемый бета-блокатор пропранолол. На следующий день «опухоль» (не забывайте ставить кавычки!) побледнела, а потом стала сокращаться и с течением времени вовсе исчезла. И сейчас во всем мире лечение «детских гемангиом» (а на самом деле гиперплазий) пропранололом считается терапией переднего края. С него надо начинать.

– Но ведь вы хирург. Оставляете себя и своих коллег без работы? Кстати, а если это все-таки опухоль – из тех самых «от двух до четырех процентов»?!

– Вот правильный вопрос! Конечно, прежде всего надо поставить правильный диагноз. Мы используем капилляроскопию, это совершенно новый метод, ранее не применявшийся нигде в мире. То есть она, как таковая, существовала, но никто раньше не додумался использовать ее для диагностики и мониторирования больных сосудистой патологией. На сегодня это самый интересный и эффективный метод, которым мы владеем и которым можно гордиться. А хирургам в нашей клинике работы хватает! В ряде случаев и очаги гиперплазии можно удалить хирургическим методом. Но особенно актуально это для остаточных форм гиперплазии.

– Что дает вам сотрудничество с Русфондом? Вы ведь работаете в государственной клинике, значит, лечите детей за счет госбюджета?

– Государство в самом деле оплачивает лечение, и с каждым годом все в большей степени. Но при этом всегда остается что-то, требующее дополнительных средств. Как правило, это диагностические процедуры, мониторирование в процессе лечения и т.д. Когда мы выставляем счет на лечение конкретного ребенка, мы закладываем в него именно это «что-то», а вовсе не всю стоимость, львиную долю которой покрывает государство. И это ведь во всем мире так: госбюджет и пожертвования в медицине соседствуют и дополняют друг друга. А уж когда речь идет об исследованиях, внедрении новых методов, как в нашем случае, эти дополнительные расходы, которые как раз и покрывают ваши читатели и телезрители, просто бесценны.